Война словами
17.08.2004
Информационное сражение с терроризмом опять проиграно?
Спустя пять лет после начала контртеррористической операции на Северном Кавказе мы, казалось бы, вернулись к тому, с чего и начинали. Нападение террористов на Ингушетию, вылазки боевиков в дагестанских райцентрах Хасавюрт и Кизляр — это ли не повторение басаевского рейда на Ботлихский и Цумадинский районы Дагестана в августе 1999 г.? Признав это, мы окажем неоценимую услугу организаторам террора. Они явно любуются сами собой, с периодичностью не реже раза в неделю обещая перенести войну за пределы Чечни. К сожалению, активность и эффективность действий федерального центра в пропагандистском противодействии экстремистам несоизмеримо ниже. Складывается впечатление, что за пять лет терроризм на Северном Кавказе не только не искоренен, но даже набирает силу. И вот сейчас буквально каждый день всякие «моджахеды» и «ваххабиты» осуществляют свой «джихад» и «газават», а вся страна гадает, где в следующий раз рванет. Очевидные успехи федеральных сил (спросите о них хотя бы у «шахидов» Хаттаба и Руслана Гелаева) просто меркнут после очередной видеозаписи Басаева. Таким образом, ключевым моментом в борьбе с терроризмом является правильная тактика в информационной войне. А здесь, в свою очередь, надо хотя бы разобраться в терминах.
«Ваххабизация» конфликта
До сих пор многие часто вспоминают, что в так называемую первую чеченскую кампанию (хотя, по сути, не было «первой» и нет «второй» кампаний, а есть несколько иные процессы в Чечне и вокруг нее) сепаратисты одержали, мол, победу в идеологическом противостоянии с федеральным центром. Признаки такой победы действительно были, но она носила, скорее, тактический характер. Более серьезную по своим геополитическим и стратегическим последствиям победу на идеологическом фронте сепаратисты одержали, когда им удалось реализовать тезис о «ваххабизации» конфликта и фактически втянуть в кризис республики Северного Кавказа, а также многих мусульман других регионов России и зарубежья. Перевод стрелок на «ваххабитскую» подоплеку происходящих в Чечне событий дал возможность сепаратистам говорить об «импортном», прежде всего дагестанском и ингушском, происхождении непримиримого чеченского сепаратизма. Некоторые наблюдатели полагают, что не последнюю роль в реализации идеи «ваххабизации» сепаратизма сыграли не только чеченские идеологи, но и опальный олигарх Борис Березовский.
Идеологи чеченского сепаратизма изначально, с конца 80-х — начала 90-х, пытались использовать исламский фактор, веру многих соплеменников и народов других регионов для достижения своих целей. Эмиссары из Чечни тогда упорно пытались увлечь прежде всего дагестанцев и ингушей, а также жителей других республик Северного Кавказа различного рода объединительными идеями, в том числе идеями создания единого исламского государства и возрождения имамата Шамиля. Так было в период вялотекущего и полумирного развития противостояния федерального центра с дудаевским режимом и к началу так называемой первой чеченской кампании. Но о «ваххабитской» подоплеке чеченского сепаратизма тогда еще не говорили. Развитие событий показало, что российские, в частности северокавказские, мусульмане в основной своей массе не приемлют чеченский сепаратизм и готовы противостоять ему с оружием в руках.
Последующая искусственная «ваххабизация» чеченского сепаратизма, начиная примерно с середины 90-х, преследовала по меньшей мере несколько целей. В геополитическом плане продемонстрировано, что России в целом и Северному Кавказу в частности угрожает проникновение международного исламского терроризма и экстремизма. Однако муссируемая в нашей стране угроза «ваххабизма» приемлема только для внутреннего пользования. Для почти 75% неисламского населения мира внутреннее деление мусульман неактуально — для них речь всегда идет в целом об исламе и «исламской угрозе».
Внутри России чеченский сепаратизм — это проблема взаимоотношений уже не только федерального центра и Чечни, но и Москвы и «ваххабитов» (подавляющее большинство из которых на самом деле не понимает не только ваххабизма, но и любого другого направления ислама). Тем самым создается дополнительная почва для втягивания всего Северокавказского региона в конфликт. Последствия не замедлили сказаться в 1999 г. в Дагестане, проявляются они и сегодня — чего стоит, например, вторжение боевиков в Ингушетию 22 июня. Фактически создан миф о существовании в Дагестане и Ингушетии «исламского экстремизма», с чем связаны опасения иностранцев и россиян посещать эти соседние с Чечней республики.
Для части представителей официальной Чечни такое развитие событий дало возможность говорить о том, что сегодня нет чеченского сепаратизма и связанного с ним терроризма, а есть «ваххабизм» дагестанцев, ингушей, арабов, таджиков и т.д., к которому чеченцы фактически непричастны. В Грозном часто повторяют, что в Ингушетии и Дагестане, дескать, много «шайтанов», а Чечня, мол, подвергается нашествию террористов с территории соседей.
Последствия для соседей
Каким видятся сегодня Дагестан и Ингушетия со стороны? В ракурсе, возникшем после реализации тезиса о «ваххабитской» подоплеке чеченского сепаратизма, сегодня это:
а) дотационные северокавказские республики, сильнее других подвергшиеся тотальному кризису 90-х гг.;
б) республики, которые последние 10—15 лет упорно втягиваются в чеченский конфликт, вследствие чего они устойчиво ассоциируются с чеченским сепаратизмом и другими опасными явлениями;
в) республики, в которых более чем где-либо правит бал «исламский терроризм» (постоянные убийства политиков, чиновников, бизнесменов, сотрудников силовых структур), «религиозный экстремизм» и «ваххабизм». Ведь именно «ваххабиты» даже без предварительного расследования, с ходу назначаются виновными и руководством Генпрокуратуры, и рядовыми работниками правоохранительных органов;
г) республики, в которых, если верить отдельным журналистам и некоторым высокопоставленным лицам официальной Чечни, базируются банды международных террористов и с территории которых совершаются террористические рейды в Чечню и соседние регионы России;
д) «исламские» республики (с естественной политизацией ислама и исламизацией политики), где многие госслужащие, в том числе высокопоставленные, в законодательной и исполнительной ветвях власти, правоохранительных органах, отделениях различных федеральных структур, местных администрациях и т.д. придерживаются норм ислама, получают «индульгенции» от того или иного шейха, совершают хадж, делят население, будучи сами в большинстве случаев дилетантами в вопросах веры, по религиозному признаку (на «ваххабитов» и других).
Подтверждением глубокой клерикализации Дагестана для большинства сторонних наблюдателей являются и факты, когда под давлением группы имамов республиканских мечетей срываются гастроли представителей российского шоу-бизнеса определенной ориентации и когда экспертный совет Духовного управления мусульман республики «именем Аллаха» обнародует списки запрещенной к продаже и пользованию литературы;
е) республики, которые позволили и позволяют втягивать себя в чеченский конфликт, заявляя на всех уровнях об угрозе «исламского терроризма» и «ваххабизма».
Сказанного вполне достаточно, чтобы понять, что мало кто из россиян и иностранцев рискнет инвестировать какие-либо проекты в республики, имеющие такой «послужной список».
А что же на самом деле? Соответствует ли сформированный за последние десятилетия образ Дагестана, Ингушетии и их жителей фактическому положению вещей? На самом деле можно утверждать, что в этих республиках нет и никогда не было реальной угрозы исламского терроризма и экстремизма. Зато есть специально подводимая под это определение целенаправленная диверсионно-подрывная террористическая и прочая деятельность, задачей которой является втягивание республик в чеченский конфликт. Хроническая дестабилизация и напряженность ситуации на южных рубежах страны имеют целью окончательное ослабление позиций России на Кавказе и в Прикаспийском регионе. Информационный спектр этой деятельности простирается от публикаций в некоторых центральных и зарубежных СМИ до всякого рода листовок, прокламаций и слухов, распространяемых в Махачкале, Назрани, других городах и селах. Кстати, масштабную диверсионно-подрывную активность на Северном Кавказе отдельные наблюдатели в том числе связывают с интересами высших военных чинов. Тезис о пресловутой «партии войны», казалось бы, уже изжил себя. Но отставки высших генералов после ингушских событий не позволяют о нем совсем забыть.
В Дагестане и Ингушетии никогда не было и нет ваххабизма в том смысле, в каком он понимается во всем мире. То есть в смысле официальной религиозно-политической доктрины Королевства Саудовская Аравия. Зато были и остаются секты, которые почему-то упорно называют «ваххабитами». Кстати, многочисленные попытки указать на это обстоятельство расценивались чуть ли не как пособничество и сочувствие «ваххабитам». Навязчивые утверждения об угрозе ваххабизма в конечном итоге способствовали развитию тезиса о существовании неистребимой угрозы исламского терроризма и экстремизма на Северном Кавказе и ее связи с «международным исламским терроризмом». Кстати, этот тезис помимо Израиля более и чаще всего навязывается миру американскими и европейскими государственными деятелями и политиками, конфессионально принадлежащими к христианскому «ваххабизму» — протестантскому фундаментализму. К их числу можно отнести и президента США Джорджа Буша, на совести которого антиисламские войны и оккупация Ирака. Если принять на веру «ваххабитскую» подоплеку чеченского сепаратизма, то всем миром пора искоренить «угрозу ваххабизма» в Саудовской Аравии и других исламских странах, провести там «контртеррористическую операцию» под эгидой США.
В рамках раскручивания так называемого ваххабитского подполья моджахедов на Северном Кавказе заинтересованные силы получили возможность утверждать об угрозе религиозного экстремизма и исламизма. Для подтверждения именно «исламской» подоплеки терроризма в России исполнители терактов специально облачаются в аравийские одежды, которые нетрадиционны для кавказцев. Их кощунственно называют «шахидами», их облачения — поясами «шахидов». Эти террористы в большинстве своем вовсе не владеют арабской грамотой, в качестве обязательного атрибута имеют при себе ваххабитскую литературу и т.д. Однако нынешний, постдудаевский чеченский сепаратизм так же не имеет религиозной подоплеки, как и сепаратизм периода Джохара Дудаева. Просто ныне сепаратистам (а также их идеологам и сочувствующим в России и за рубежом) выгодно и удобно облачать свою диверсионно-подрывную деятельность в исламское одеяние, представлять в форме «религиозного подполья». Именно в этих рамках осуществляется охота на сотрудников правоохранительных органов Дагестана и Ингушетии, а также на политиков и должностных лиц. В рамках этой же дезинформации распространяются «листовки моджахедов» и разного рода сообщения на интернет-сайтах, нацеленные на выделение религиозной подоплеки терроризма. В то время как этой подоплеки не существует.
Нередко сепаратистам удается втянуть в свою антироссийскую и антиисламскую деятельность центральные и местные СМИ, в том числе враждебно настроенные к самим сепаратистам. Постоянно твердя о «ваххабитской» и прочей религиозной подоплеке терроризма, об угрозе «исламского экстремизма и терроризма», эти СМИ вольно или невольно играют на руку организаторам и идеологам диверсионно-подрывной деятельности на Северном Кавказе. Если на федеральном и местном уровнях, в центральных и региональных изданиях не перестанут говорить о религиозной подоплеке сепаратизма, то мы все прямо или косвенно будем помогать чеченским экстремистам и другим заинтересованным силам в их стремлении разжечь затухающий пожар войны.
Загид ВАРИСОВ, директор Центра стратегических исследований и политических технологий (Махачкала), Илья МАКСАКОВ, обозреватель «ПЖ», "Политический журнал", 16.08.2004 г., № 29 (32)